– Вы присутствовали, когда приехала «скорая»? Он был в сознании?
– Нет, без сознания.
– Кровотечение было?
– Нет, то есть чуть-чуть, кажется из ушей.
– Грегори, сжальтесь же наконец над нами! - воскликнул Соренсен и, бросив недокуренную сигарету в снег, демонстративно зевнул.
– Инструкцией жалость не предусмотрена, - ответил Грегори и снова склонился над следами.
Вильсон расставлял штатив, а Томас вполголоса ругался: у него в чемодане рассыпался тальк и перепачкал инструменты.
– Ну, ребята, за дело! - сказал Грегори. - Следы, измерения и все прочее, лучше больше, чем меньше, а потом приходите к моргу. Веревку можно будет снять. Доктор, пойдемте, может, там окажется что-нибудь по вашей части… Да, а где комендант? - обратился он к полисмену.
– В городе, господин лейтенант.
– Ну тогда пошли.
Грегори расстегнул пальто, ему стало жарко. Полисмен нерешительно переступал с ноги на ногу.
– Господин лейтенант, мне идти с вами?
– Да, да, идемте.
Соренсен шел сзади, обмахиваясь шляпой. Солнце изрядно припекало, снег с ветвей стаял, они влажно блестели и на глубоком голубом фоне казались совсем черными. Грегори считал шаги до кустов, откуда начиналась дорога на кладбище. Их оказалось ровно сто шестьдесят. Кладбище и дорога к нему лежали в лощине между двумя пологими холмами, скрывавшими городок; на его близость указывали только поднимающиеся дымы. Снег тут был тяжелый и мокрый, тянуло холодом. Морг, небольшой неряшливо побеленный барак, задней стеной примыкал к густому кустарнику. На северной его стене было два окна, на торцовой - двери, грубо сколоченные из досок, со скобой, но без замка; они были приотворены. Вокруг виднелось множество следов. У самого порога лежал плоский продолговатый предмет, накрытый брезентом.
– Это труп?
– Да, господин лейтенант.
– Его не трогали? Он так и лежал?
– Никто не дотрагивался. Комендант, когда приехал сюда с доктором, только посмотрел, но не касался.
– А брезент?
– Комендант велел накрыть.
– А не мог сюда кто-нибудь прийти, пока все были на шоссе?
– Нет, господин лейтенант, ведь шоссе перекрыто.
– А со стороны Хэйка?
– Там тоже пост, только его не видно, потому что он за холмом.
– Ну а если полями?
– Полями можно, - согласился полисмен, - но тогда бы пришлось идти по воде.
– По какой воде?
– По ручью, он протекает вон там.
Грегори пока не приближался к брезенту. Он пошел вдоль узкой тропинки, протоптанной ночным дежурным. Она шла мимо крайних могил, обходила барак и возвращалась через кустарник. Кое-где ветки были обломаны и втоптаны в снег. Там, где полисмен в темноте сбивался с тропки, ясно отпечатались подошвы тяжелых ботинок, тех же, что и на шоссе.
Грегори совершил полный обход и засек время: получилось четыре минуты. «На темноту и снегопад, - подумал он, - надо накинуть еще столько же, да на туман еще минуты две». Он начал спускаться по откосу. Внезапно снег под ногами осел и поехал вниз. Грегори схватился за ветви орешника и успел задержаться над самой водой. Занесенный сугробами и потому незаметный даже вблизи, здесь протекал ручей, вода у подмытых корней бурлила. На илистом дне лежали обломки камня, некоторые с булыжник. Грегори повернулся к моргу. Отсюда виднелся только верх глухой задней стены, поднимающейся над кустами. Цепляясь за упругие ветки, Грегори вскарабкался наверх.
– Где тут каменотес? - спросил он у полисмена.
Тот сразу понял, о чем спрашивают.
– Он живет рядом с шоссе, возле моста. Самый первый дом, желтый. Надгробия он делает только летом, а зимой столярничает.
– А камень он как подвозит сюда? По шоссе?
– Если низкая вода - по шоссе, а когда высокая, то от станции сплавляет. Ему так больше нравится.
– А обрабатывает на том берегу, вон там, да?
– Иногда на берегу, иногда нет. Когда как.
– А если идти берегом, то можно дойти до станции?
– Да, но берегом не пройти, все заросло.
Грегори подошел к окнам. Одно окно был открыто, вернее, выдавлено, стекла разбиты, острый осколок торчал в снегу. Он заглянул внутрь, но ничего не увидел, было слишком темно.
– Кто-нибудь заходил туда?
– Только комендант.
– А доктор?
– Нет, доктор не заходил.
– Как его фамилия?
– Адамс. Мы не знали, успеет ли «скорая» из Лондона. Первой прибыла из Хэйка, доктор Адамс как раз был там ночью и приехал с нею.
– Да? - пробормотал Грегори. Он уже не слушал полисмена.
На раме разбитого окна висела желтая ленточка стружки. А у самой стены виднелся глубокий нечеткий отпечаток босой ступни. Грегори наклонился. Снег тут был весь изрыт, точно по нему волокли что-то тяжелое. Местами отчетливо вырисовывались продолговатые углубления, как будто выдавленные округлым удлиненным караваем хлеба. В одном из них что-то лежало. Грегори присел на корточки и поднял несколько спирально закрученных стружек. Склонив голову набок, он некоторое время смотрел на второе, целое, окно. Оно было заляпано изнутри известкой. Потом, сойдя в глубокий нетронутый снег, приподнял полы пальто, опустился на одно колено, а затем встал и, сунув руки в карманы, долго рассматривал получившийся отпечаток. Глубоко вздохнул и обвел взглядом пространство между зарослями, моргом и первым рядом могил. Дорожка глубоко оттиснутых, продолговатых бесформенных следов начиналась под разбитым окном, делала петлю и по кривой шла к двери. Иногда следы сбивались в стороны; создавалось впечатление, будто какой-то пьяный тащил на животе мешок. Соренсен стоял сбоку и полубезразлично наблюдал за Грегори.