Следствие - Страница 13

– Нет, все это не так просто. Вот вы говорите «имитация». Восковая кукла является имитацией человека, не так ли? А если некто создаст куклу, которая умеет говорить и ходить, то это будет превосходная имитация. А если этот некто сконструирует куклу, способную истекать кровью? Куклу, которая будет несчастной и смертной, тогда что?

– А что общего это… Но ведь и у совершенной имитации, и у этой куклы должен быть творец, которому можно надеть наручники! - воскликнул Грегори, чувствуя, как в нем поднимается бешенство. «Он что, издевается надо мной?» - промелькнуло у него в голове. - Сэр, не могли бы вы ответить на один вопрос?

Шеппард повернулся к нему.

– Вы считаете, что эта проблема неразрешима, да?

– Да нет, что вы. Об этом не может быть и речи. Но вполне вероятно, что разрешение… - и инспектор замялся.

– Прошу вас сказать мне все до конца.

– Не знаю, имею ли я право, - сухо произнес Шеппард, точно обидясь на настойчивость Грегори. - Вполне вероятно, что разрешение вас не устроит.

– Но почему? Объясните же!

– Не смогу.

Он подошел к столу, выдвинул ящик и вынул небольшой пакет.

– Будем исполнять наш долг, - сказал он, вручая пакет Грегори.

В нем были фотографии троих мужчин и одной женщины. С глянцевого картона на Грегори смотрели заурядные, ничем не примечательные лица.

– Это они, - утвердительно произнес Грегори. Две фотографии он уже видел.

– Да.

– А посмертных нет?

– Нам удалось достать только две. - Шеппард снова полез в ящик. - Сделаны в больнице по просьбе родственников.

Это были фотографии двоих мужчин. И странная вещь, смерть сделала заурядные лица значительными, дала им монументальную торжественность. Они стали выразительней, чем при жизни, словно бы теперь им было что скрывать.

Грегори поднял глаза на Шеппарда и поразился. Сгорбленный, как-то внезапно постаревший, тот стоял, сжав губы, словно на него накатила волна боли.

– Сэр? - с неожиданной робостью произнес вполголоса Грегори.

– Я предпочел бы не поручать вам этого дела… но у меня никого больше нет, - тихо произнес Шеппард, кладя руку на плечо лейтенанту. - Поддерживайте со мной постоянный контакт. Я бы очень хотел вам помочь, но сомневаюсь, чтобы в таком деле опыт чего-нибудь стоил.

Грегори отшатнулся. Рука инспектора упала. Они стояли в темноте. Из мрака со стен на них смотрели лица мертвецов. У Грегори возникло ощущение, что сейчас он еще пьяней, чем в начале вечера.

– Прошу прощения, - произнес он, - но вам ведь известно больше, чем вы мне сказали, да? - Дыхание у него было прерывистым, как после долгого бега. Шеппард не отвечал. - Вы… вы не можете или не хотите? - продолжал допытываться Грегори и даже не удивился собственной дерзости.

Глядя на него с безмерным сожалением, Шеппард отрицательно покачал головой. А может, это была ирония?

Грегори взглянул на свои руки: в левой он сжимал фотографии, сделанные при жизни, в правой - посмертные. И опять, как и минуту назад, когда он задавал дерзкие вопросы, что-то толкнуло его. Это было словно касание незримого перста.

– Которые… важнее? - почти беззвучно выдохнул он. Только в полной тишине этой комнаты его слова можно было разобрать.

Шеппард, поджав губы, взглянул на него, как-то устало повел рукой и подошел к выключателю. Комнату залил яркий свет, все стало обыденным и привычным. Грегори медленно засовывал фотографии в карман.

Визит близился к концу. И все-таки, хотя они теперь обсуждали конкретные детали - количество и расположение постов у моргов, патрулирование названных Сиссом городков, полномочия Грегори, между ними оставалась какая-то недосказанность. Несколько раз инспектор умолкал и выжидающе смотрел на Грегори, словно раздумывая, не вернуться ли к теме предыдущего разговора. Но так-таки ничего больше не сказал.

Нижняя половина лестницы тонула в темноте. Грегори ощупью добрался до выхода и тут услыхал, что Шеппард окликает его.

– Желаю успеха! - торжественно напутствовал его главный инспектор.

Лейтенант отпустил дверь, и ветер с грохотом захлопнул ее.

На улице сырость и холод пронизывали до костей. Лужи подернулись льдом, под ногами хрустела смерзшаяся грязь, порывы ветра несли тысячи мелких капель, превращавшихся на лету в ледяные иглы. Они впивались в лицо и с сухим шуршанием отскакивали от жесткой ткани пальто.

Грегори попытался как-то осмыслить происшедшее, но с таким же успехом он мог заняться определением формы невидимых туч, которые ветер гнал над головой. Воспоминания вечера сталкивались между собой и рассыпались на отдельные эпизоды, не связанные друг с другом ничем, кроме охватившего его чувства растерянности и пришибленности. Стены, увешанные фотографиями мертвецов, стол, заваленный раскрытыми книгами… Грегори внезапно пожалел, что не заглянул ни в одну из них, не бросил взгляда в разложенные бумаги. Ему даже в голову не пришло, что это было бы бестактно. Он чувствовал, что дошел до какой-то границы, за которой исчезает всякая определенность. Каждая деталь, каждый факт готов был раскрыть любое из бесчисленных своих возможных значений, чтобы, когда он попытается уцепиться за него, внезапно развеяться, рассыпаться. И в погоне за истиной он будет погружаться в море многозначительных подробностей, пока не утонет в нем, так ничего до конца и не поняв.

Собственно говоря, кого он собирается привести к Шеппарду - творца новой религии? Четкость безотказной, обкатанной машины следствия оборачивалась в этом деле против нее самой. Ибо чем больше нагромождалось тщательно измеренных, сфотографированных и запротоколированных данных, тем явственней виделась бессмысленность всей этой конструкции.